Евгений Шварц, руководитель Центра ответственного природопользования Института географии РАН: «В интересах страны нужно поддерживать высокие экологические стандарты продукции лесного сектора»

Нашим собеседником стал Евгений Аркадьевич Шварц — российский географ, эколог и биолог, руководитель Центра ответственного природопользования Института географии РАН, независимый член Советов директоров ОК «Русала» и ПАО ГМК «Норильский никель», доктор географических наук, заслуженный эколог РФ, член общественного совета Минприроды РФ — руководитель Рабочей группы «Лес».

Как будет складываться ситуация с добровольной лесной сертификацией в России, почему за долгое время так и не удалось развить лесопереработку на Дальнем Востоке, достаточна ли господдержка для российского ЛПК в текущих рыночных условиях, что может ждать лесопромышленную отрасль в будущем — обо всем этом агентство WhatWood поговорило с Евгением Шварцем.

Евгений Аркадьевич, как оцениваете текущую ситуацию в российском ЛПК?

Соглашусь с мнением большинства лесопромышленников: положение сейчас очень тяжелое. До недавнего времени российский ЛПК был ориентирован на европейский рынок. При этом туда отправлялась продукция с высокой добавленной стоимостью. Хотя у нас в лесопромышленном комплексе некоторые живут в прошлом столетии, тем не менее в отрасль инвестировали.

Однако практически никто не вкладывался в строительство новых ЦБК, за исключением группы «Илим» и, боюсь, что уже частично замороженных или «перенесенных вправо» проектов Segezha Group в Карелии и Красноярском крае. Но думаю, что в этом может быть также и своя логика. Спрос на газетную и офисную бумагу падает, и показатели США и ЕС по потреблению бумаги (кроме упаковки) вряд ли являются «верными маяками» развития сектора.

Те инвестиции, которые пошли в различные древесно-плитные и фанерные производства в европейской части страны до конца февраля этого года вселяли большой оптимизм. Egger, Kronospan, Kastamonu — это вполне адекватные и конкурентные компании, которые понимали, что, работая главным образом с малоценной древесиной из вторичных лесов, на каком-то этапе можно не «заморачиваться» на аренде и инвестициям в нее. В отличие, например, от тех губернаторов, которые вспоминают плановую экономику в 60-е годы прошлого столетия и говорят о якобы недоиспользовании расчетной лесосеки. Именно эти компании существенно изменили структуру лесопромышленного сектора за последние 3-5 лет.

Если Kronospan построил в России три крупных завода и вошел в приоритетный инвестиционный проект в Калужской обл., то есть там, где у него почти нет серьезных конкурентов за лесные ресурсы, скорее всего, это говорит о том, что компания просчитала риски и готова обеспечить свою долгосрочную стратегию лесными ресурсами. Поэтому мне казалось, что все более-менее хорошо.

Что мы имеем сейчас? Segezha Group поставляла продукцию в 23 европейские страны, и это был их основной ключевой рынок. И что им сейчас делать? Раньше с этой компанией всегда можно было договориться о природоохранных компромиссах. Но теперь я не сильно огорчаюсь, когда они начинают говорить, что не будут связываться с национальной системой сертификации «Лесной эталон» (преемником сертификации FSC), а подождут, когда все изменится.

Хотя я бы, конечно, на месте представителей компании не заявлял, что снижение экологических стандартов связано с желанием следовать «требованиям российского законодательства». То есть до этого 15 лет экономического процветания и развития компания придерживалась требований, «нарушающих российское законодательство» (на самом деле не нарушающих, а превышающих требования национального законодательства, что является естественным инструментом обеспечения присутствия на высококонкурентных, экологически чувствительных рынках). А теперь, когда закрылись европейские рынки, одумалась? Как-то неубедительно.

Но Рослесинфорг, например, не так критически оценивает ситуацию в отрасли

Я понимаю, что в Рослесинфорге работают хорошие специалисты по ГИС-кадастрированию лесов, и вроде бы ситуация в этом плане даже улучшилась. Хотя все равно считаю неправильным, что эти работы были монополизированы под ведомственный Рослесинфорг.

Тем не менее, когда руководитель государственной лесоучетной организации в июне говорит в интервью «Российской Газете», что никаких нерешаемых проблем у лесного сектора нет и что мы будем продавать нашу древесину через Китай прежним потребителям по всему миру, а они при этом и не узнают, что она из России — такие высказывания вызывают полное недоумение.

Почему, на ваш взгляд, вывозить продукцию на прежние рынки в прежнем объеме через Китай не получится?

Могу привести несколько показательных примеров. В 2016 г. американская Lumber Liquidators, один из крупнейших продавцов напольных покрытий в США, была оштрафована на $13,15 млн за нарушение антибраконьерского закона Лейси (Lacey Act), принятого еще в 1900 г. В 2008 г. его действие было распространено на всю лесную продукцию.

Дело было возбуждено в сентябре 2013 г., когда британская НПО «Агентство экологических расследований» (EIA) опубликовала отчет, в котором сообщалось, что Lumber Liquidators поставляла в больших объемах в США партии продукции, произведенной в Китае из российской твердолиственной древесины незаконного происхождения.

В 2022 г. эти же ребята из EIA выяснили, что большая часть березовой фанеры, экспортируемая из Вьетнама в США, имеет российское происхождение. Как вы понимаете, во Вьетнаме нет березового фанкряжа. Агентство связалось с пятью китайскими компаниями, на долю которых приходится 60% китайского экспорта березового шпона во Вьетнам, и пришло к выводу, что более 90% их березы поступает из России. При этом один китайский владелец деревообрабатывающей фабрики рассказал EIA, что вся береза, которую использует их компания, поступает из России, но переупаковывается в Китае и реэкспортируется во Вьетнам, причем КНР указана как страна происхождения.

Каналы торговых связей в лесном секторе и так хорошо прослеживаются, а руководство Рослесинфорга своими высказываниями еще и дополнительно привлекает к этому всеобщее внимание.

В сентябре текущего года Рослесинфорг также предложил лесоперерабатывающим предприятиям, расположенным на Северо-Западе страны, задуматься о переезде в Сибирь и на Дальний Восток, чтобы восстановить объемы экспорта, которые снизились после введения западных санкций. Что вы думаете на счет этой инициативы?

Вице-премьер и полномочный представитель президента в ДФО Юрий Петрович Трутнев, которого я знаю лично, много лет честно пытался по максимуму привлечь инвестиции в лесопереработку на Дальнем Востоке. И если с этим в нормальных условиях было не очень хорошо, то надеяться на то, что компании, которые сейчас попали в сложнейшую ситуацию, смогут перенести свои производства ближе к азиатским рынкам сбыта — было бы неразумным.

У нас большие проблемы с глубокой переработкой на Дальнем Востоке, поэтому перенести туда что-либо быстро, на мой взгляд, не получится. И если Рослесинфорг не понимает, что для обеспечения инвестиций и эффективности лесопереработки сначала необходимы значительные инвестиции в инфраструктуру лесопользования, то быстро это не лечится.

На ваш взгляд, почему ранее, в относительно спокойное для отрасли время, не удалось должным образом развить лесопереработку на Дальнем Востоке?

В 2013 г., когда Юрий Трутнев стал полномочным представителем президента в Дальневосточном ФО, стоимость рабочей силы в Китае была ниже, чем в России. Почему Китай должен был вкладываться в лесопереработку в России? Позже стоимость рабочей силы в Китае стала выше, чем в России. В этой ситуации Китай мог бы инвестировать в переработку на Дальнем Востоке, но почему-то до сих пор этого не сделал.

Почти все крупные компании, например, RFP Group, которые пришли туда при поддержке российско-китайских межгосударственных инвестиционных фондов, чувствуют себя там не очень комфортно.

Я не «дальневосточник», но мне кажется, что у нас органы управления лесами пока не доросли до цивилизованного профессионального диалога с китайскими партнерами. Определенное исключение, вероятно, представляет ОАО «Тернейлес», которое изначально ориентировалось на экспорт не «серого кругляка», а на экспорт более дорогих сортиментов на конкурентные рынки не только Китая, но и Японии.

Я частично согласен с некоторыми прошлогодними предложениями Константина Лашкевича, гендиректора RFP Group, о необходимости экономически стимулировать расширение долгосрочной аренды и переход на модель интенсивного использования и восстановления лесов. Но этого нет ни в планах Рослесхоза, ни Минприроды даже для лесов европейской территории страны.

Решение проблемы путем легализации лесного хозяйства на заросших лесом частных и арендованных землях сельхозназначения, которое предусматривает постановление Правительства №1509 от 21.09.2020 г., было полностью кастрировано и фактически убито в течение 2022 г. Минсельхозом с одной целью — сохранить бюджетное финансирование возвращения 15-20 летних вторичных лесов в сельхозоборот, то есть под одноразовую вырубку. Причем площадь зарастающих лесом заброшенных земель сельхозназначения в разы превышает даже аппетиты Минсельхоза (13 млн га).

Что вы имеете в виду?

Под влиянием Рослесхоза и лесного департамента Минприроды до недавнего времени министр, а теперь председатель профильного комитета Госдумы Дмитрий Кобылкин заявил в 2019 г., что Китай должен дать денег РФ на создание лесосеменных центров для выращивания саженцев, чтобы Рослесхоз засаживал то, что вырубили китайцы.

Но почему Китай должен давать деньги в российский государственный бюджет непонятно на что? Насколько у нас высока эффективность государственного лесовосстановления хотя бы по сравнению с Беларусью? Например, в Новой Зеландии, где бизнес КНР является крупнейшим лесоарендатором. К ним такие требования не предъявляются.

Что происходит в России? Компаниям из Китая почему-то дается право на краткосрочное лесопользование — однократную вырубку. На мой взгляд, не следует давать право на краткосрочное лесопользование и параллельно фактически требовать «откат» на финансирование лесовосстановления государственными лесхозами. Следует проводить открытые конкурсы на долгосрочную аренду, причем на общих правилах для компаний и из Китая, и из России, и из других дружественных стран. И тот, кто получит лесные участки в аренду, тот и будет нести ответственность за то, как он их восстанавливает. В Коми, например, некоторые компании рубят зимой, а летом, чтобы не увольнять сотрудников, отправляют их на лесопосадки. Но это почему-то в стране мало кто делает.

Не могу понять, почему у нас все кричат о том, как вездесущие китайцы вырубили весь российский лес. Но я ни разу не слышал, чтобы была какая-то китайская компания, которая имела долгосрочную аренду. Про малайзийскую «Римбунан Хиджау» знаю, а про китайские — нет.

Мы не даем им долгосрочную аренду, однако высоко вероятно, за взятки предоставляем право на вырубку — «краткосрочное лесопользование». Это все же скорее ответственность органов управления лесами в России, а не только «страшных компаний» из КНР. Разве в этом виноваты только сами китайцы? Почему маленькая Новая Зеландия может построить какие-то разумные экономические отношения с огромным Китаем, а у нас это не получается?

По вашему мнению, достаточна ли господдержка для лесопромышленников в текущих условиях?

Безусловно, всех волнует вопрос субсидирования железнодорожных перевозок. У меня есть большие сомнения, что это желание существенно выполнимо. Как говорил классик: «Я знаю — гвоздь у меня в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете!».

С одной стороны, есть лесопромышленники, которым нужно с европейской части страны отправить продукцию на Дальний Восток. С другой стороны, есть угольщики, у которых растет спрос, и есть металлурги, которые теперь отрезаны от рынков Евросоюза. Железнодорожных путей на всех не хватает, и к тому же некоторые умники в правительстве вводят запреты и ограничения на использование альтернативных железнодорожных маршрутов в странах Центральной Азии. Я не сотрудник аппарата правительства и не отраслевой экономист, но мне кажется, что государство в первую очередь пойдет на уступки или на поддержку металлургов и угольщиков.

Безусловно, Восточный полигон сейчас очень перегружен. В связи с этим, что вы думаете на счет развития альтернативных морских сообщений на экспортные рынки?

Относительно недавно я был на выездном совете директоров в среднесибирском порту одной из самых крупных горнометаллургических компаний. Собственно, порт и принадлежит этой компании. На мой вопрос — стоит ли ожидать роста объемов экспорта древесины по воде, мне ответили, что запросов на перегрузку с Енисея на суда по Северному морскому пути на восточные рынки — на текущий момент не было.

Возможно, так и должно быть, и возить таким образом грузы экономически не очень целесообразно. Однако я не встречал компании, которые всерьез пытались найти альтернативные варианты доставки морским сообщением.

На ваш взгляд, после ухода с рынка FSC и PEFC, как сейчас будет складываться ситуация с добровольной лесной сертификацией в России?

Добровольная лесная сертификация FSC сформировалась примерно в 1990 г. как ответ неправительственных организаций и далеко смотрящих крупных лесопромышленных компаний и крупного ретейла на проблемы межгосударственного экологического и социального регулирования, от которых страдала лесная промышленность.  Со временем добровольная лесная сертификация стала набирать темпы и обороты. Драйвером этой сертификации была экология.

Затем появилась система PEFC как ответ государственных чиновников и лесопромышленников, которые не хотели более высоких природоохранных требований. Им был нужен только независимый аудит и верификация соответствия национальным государственным стандартам. Но и в рамках PEFC национальные стандарты «растут». Есть многие аспекты, которые могут ударить по стандартам этой сертификации во всем мире.

В этой связи важно спросить самих себя: во всех ли случаях при «развороте в Африку» (в ряде стран «Востока», экспортирующих продукцию более глубокой переработки в страны OECD спрос на сертификацию FSC и PEFC никуда не делся и не денется) нам нужна именно сертификация? Если вас интересует вопрос, какая нам нужна сертификация, чтобы больше вывозить из России для потребления и переработки в наиболее бедных регионах Африки и северо-западного Китая, то я вам честно отвечу — никакая.

Справки по легальности лесопользования из ЛесЕГАИС достаточно. Понимаю, что есть установка правительства увеличить экспорт на новые рынки. Но какие новые рынки вы можете мне назвать, где нет FSC и которые будут готовы от этой системы отказаться? Для того, чтобы продолжать экспорт на наши традиционные рынки, нам нужно то, что спрашивают эти рынки.

В 2019 г. была инициатива создать межгосударственную российско-китайскую систему сертификации. Однако ответа на инициативу со стороны КНР не было. Я постарался уточнить ситуацию через коллег в Китае. Ответ был достаточно очевиден — чтобы экспортировать продукцию лесопереработки древесины из России и стран Азии в страны Евросоюза и Северной Америки, КНР нужны те системы сертификации, которые пользуются доверием и спросом именно в этих странах. А для того, чтобы импортировать древесину из России для потребления в наиболее бедных районах северо-западного Китая, по большому счету никакая сертификация КНР не нужна.

Что можете сказать на счет системы лесной сертификации «Лесной эталон»?

На мой взгляд, если не будет политического и антиэкономического «закручивания гаек», то у «Лесного эталона», у которого восемь или девять верифицирующих аудиторских компаний, есть очень хорошие шансы закрепиться на рынке и успешно развиваться. Особенно с учетом появления внутреннего спроса на экологическую ответственность лесной продукции со стороны ретейла.

Раньше у бизнеса была система FSC, которая давала хорошую репутацию на экспортных рынках. Но что сейчас делать компаниям? «Лесной эталон» не изменил ни запятой в стандартах FSC, чтобы никого не спугнуть, хотя раньше FSC России это всячески предлагала. До конца текущего года по стандартам FSC сертифицированы 62,5 млн га лесов в России. Сколько из них продлит «Лесной эталон» — неизвестно. Насколько я понимаю, количество выданных сертификатов удваивается примерно каждые 20 дней, сейчас выдано 239 сертификатов (по данным cert-holders.forest-etalon.ru. на 20.12.22 г. в базе 224 сертификата — прим. WhatWood). В числе тех, кто их получил, уже есть достаточно крупные компании.

На мой взгляд, в интересах страны нужно поддерживать высокие экологические стандарты продукции лесного сектора, что в настоящее время можно обеспечивать двумя путями: комбинацией международных стандартов самого лесоуправления (FSC Forest Management и/или «Лесной эталон») плюс сертификат «цепочки поставок» (ISO38200 и/или «Лесной эталон»).

Уже сейчас есть примеры успешного использования сертификатов «Лесного эталона» для экспорта потребителям, которые ориентированы на закупки FSC сертифицированной продукции.

Какие еще есть инициативы по лесной сертификации в России?

Есть система PEFC. За все время был выдан один сертификат, дублирующий аналогичный «Лесного эталона». Собственно, большинство сертификатов PEFC, которые ранее были выданы в России, — это также были «двойные сертификаты» с FSC под запросы разных потребителей.

Елена Шумилова, член Совфеда РФ от Республики Коми, активно продвигает систему лесной сертификации «Устойчивый лес». Это некий синтез PEFC и FSC с добавлением авторских фишек и рейтингового подхода. Также выдан один сертификат. В этой связи по «Устойчивому лесу» ничего не комментирую, так как пока не вижу объекта для комментариев.

Планируется также ввести сертификацию под эгидой Аналитического центра при Правительстве РФ, лоббисты которого ставят целью «сертифицировать 100% существующего лесопользования без повышения его стандартов». Вероятно, эта сертификация может быть полезна для участия в госзакупках, но рыночного смысла пока в ней не просматривается.

Какой вы видите российскую лесопромышленную отрасль через год и через 10 лет?

К сожалению, думаю, что через год лесозаготовка упадет приблизительно на 30%, по крайней мере, на европейском Северо-Западе России. Соответственно, встанет целый ряд вопросов, связанных с тем, кто будет платить за лесовосстановление, и бизнес, возможно, перестанет, наконец, бояться ставить перед государством назревшие вопросы.

Что будет через 10 лет? Думаю, что будет активно развиваться «демаргинализация» лесной отрасли — отказ от освоения удаленных и не имеющих лесохозяйственной инфраструктуры первичных лесов в северной тайге, а лесообеспечение и переработка будут развиваться в гораздо более продуктивных смешанных и южно-таежных лесах. Усилится конкуренция и приспевающие вторичные леса на месте вырубок 50-60-х годов в ряде регионов средней тайги. Роль ориентации на внутренний рынок, по крайней мере в первые годы, усилится и увеличится. Повысится роль компаний, в чем-то сходных с Egger, Kronospan, Kastamonu, а относительная роль компаний, интегрированных вокруг ЦБК «советских времен», уменьшится.

Уверен, что сохранится глобализация мировой экономики. Поэтому, я надеюсь, что мы придем к экономически эффективному лесному комплексу. Роль леса не только как производителя древесины, но и как поставщика экосистемных услуг, в том числе —поглощения углерода, будет увеличиваться.